Так вот, по мере приближения к внезапно обрывающемуся финалу текста, интерес мой, увы, принялся угасать. После самой рукописи прилагается краткий план сюжета, но и он огорчил. Казалось бы, здесь есть всё то, что должно меня взбудоражить: и переводчик-японист, и отсылки к древне-японским трактатам о головоногих, и собственно кракен, и мелодраматическая любовь, и, конечно же, конфликт прекрасно-творческой личности и рационально-жующего сообщества. Но почему-то всё выстреливает не туда. Описания мучительно-рутинных будней работника интеллектуального труда, размышления о литературе, отношения с женщинами (их тут у главного героя практически три, но количество не спасает) - всё это словно бы пробуксовывает и увязает само в себе. В приницпе, Борис Натанович как раз об этом и говорил, называя причину того, что повесть не состоялась, но всё равно немного обидно.
Но больше всего обидно из-за типично расставленных контрастов: главный герой (человек) здесь как всегда является носителем истинного гуманизма и полёта души, в то время как спрут воплощает всю мерзость и приземлённость того же самого человека. Даже отставив аллегории, мы увидим, что в Кракене выведены самые неприятные проявления - и только лишь они и оставлены бедному животному. Например, утверждается, что спрут-самец после спаривания хладнокровно убивает самку, при этом даже не пожирая её, исключительно из циничного рационализма (который здесь противопоставляется человеческой иррациональной, но прекрасной духовности), и этим являет собой уникальный пример в живой природе. При этом, скажем, я знаю, что в настоящей (не литературной) живой природе самец каракатицы, выбрав себе партнёршу, остаётся с ней до самого конца, в любой ситуации, например, если та попадает в сети - презрев инстинкты самосохранения и прочие животные рациональности. Мне это обидно.
У меня слишком трепетное отношение к головоногим. В хрустально-солнечном своём детстве я узнал, насколько это волшебные и благородные существа, и методичное выставление их средоточием мракобесия и конспирологии (в культуре вообще и в литературе в частности) всегда люто злило. Похоже, старый добрый Акимушкин - единственный приличный человек в теме, хотя и в ином жанре. Он рассказал об осьминогах так, как о них следует говорить. С другой стороны, подобное положение вещей мне, в каком-то смысле, на руку: поле для размаха девственно чисто, и мне предстоит рассказать свою собственную историю, никому не вторя. Ну вот, разве что, Акимушкину. Но это совсем не страшно.
