Дмитрий Быков часто говорит о христологических фигурах в литературе и кино, причисляя к таковым и Гамлета, и Остапа Бендера, и Гарри Поттера. Но вот привести пример женского христологического образа затрудняется. А я подумал, вдогонку к соображениям о Рогалике-1, что Джин Эрсо легко могла бы стать такой героиней, если бы не.
Но обо всём по порядку. Уже в Оригинальной трилогии евангельских мотивов значительно больше, чем может показаться на первый взгляд, и Люк – такой разный в каждом из эпизодов – фигура изрядно христологическая.
Новая надежда похожа на Рождество и начало пути Иисуса: ферма на пустынной земле под вифлеемской двойной звездой, волхвы-дроиды приходят к герою куда более инфантильному, чем любой новорожденный младенец, жизнь героя меняется кардинальным образом, герой берётся творить добро и чудеса. Здесь уже присутствует и лейтмотив «смерти и воскресения» в лице Кеноби, хоть Оби Ван сам по себе не достаточно христологичен, скорее Иоанн Креститель: и на смерть идёт с улыбкой, без душевных метаний, зная, что всё равно вернётся, да и схватка его с Вейдером на (даже промежуточный) катарсис никак не тянет.
Главной темой Наносящей ответный удар Империи по сути стало предательство. Здесь не только Лэндо исполняет в сторону Хана поцелуй Иуды, но и, в каком-то смысле, Оби Ван предаёт Люка, не рассказав правду об отце. Ужас прижимающего к груди обрубок Скайуокера не в том, что внезапный отец искушает Тёмной стороной, и искушение это сильно, а в том, что учитель его обманул, мир рушится, правды нет, тупик.
Наконец, Возвращение Джедая – эпизод исключительной пасхальности. Не в смысле запрятанных в нём «пасхалок», а в смысле лейтмотива воскресающего бога: даже название содержит его в себе. Люк добровольно сдаётся силам зла, как это делает Христос, и точно так же одновременно и уверен в своих силах, и мучим нормальными человеческими переживаниями. Диалог с Леей в ночных джунглях Эндора – непрямая, но легко прочитываемая аллюзия на Гефсиманский сад.
И пусть страсти Скайуокера в объятиях Палпатиновых молний не приводят к жертвенной смерти, как страсти Христовы, Люк совершает главное, до мозга костей христианское, чудо: он побеждает зло не силой огненного меча, а гуманностью, пробуждением сострадания. И собственно умирающим-и-воскресающим-богом в финале оказывается не он, а отец, неожиданно обретший свет, жертвующий собой ради сына – ну и преспокойно возродившийся вместе с прочими джедаями в метафизическом формате. Хотя, конечно, из Вейдера тот ещё Христос.
Трилогия приквелов, в свою очередь, рассказывает совсем иную, но тоже классическую историю: гений и его падение. Как в оригинальном, не гётевском Фаусте 1587 года – где дерзновенный ум, достигая запретных вершин, кончает сошествием растерзанной души во ад. Этот сюжет массовой культуре не в новинку: например, путь Лайта из Тетрадки смерти или Уолтера Уайта из Breaking Bad во многом схож с судьбой готичного Энакина. Такие герои, разумеется, бесконечно востребованы и любимы (в случае с Энакином любовь омрачена слабой актёрской игрой, но это частности), но христологическими их не назовёшь.
О том, что там с лейтмотивами и аллюзиями в Новой трилогии, говорить пока рано, поэтому вернёмся, наконец, к Rogue-one. В сущности, вся фабула фильма – это высокая смерть ради будущего человечества (Галактики).
Как я уже писал вскользь, Джин Эрсо обладает отличным потенциалом для того, чтобы быть христологической героиней. Во-первых, она бродяга и аскет. Да, да, многие справедливо подмечали: она бродяга и аскет с изысканным круглосуточным несмываемым макияжем, но что уж теперь! Христос на иконах тоже умыт, опрятен и, как правило, славянин. Во-вторых, у неё есть апостолы (пусть и в два раза меньше числом), и она умеет покорить их словом и заразить энтузиазмом. В-третьих, она действительно «человек не отсюда»: она в равной степени отчуждена и от зловещей, чёткой, холодной Империи, и от несобранных, плохо организованных, рыхлых Повстанцев, и вообще от людей. При этом у неё, как и положено, совершенно иррациональная, горячая, святая вера в свою (и папину) правоту, не подкреплённая, в общем-то, никакими фактами. Наконец, в-последних, как и у Христа, отец Эрсо – по сути демиург, творение которого генерирует казни египетские и геноцид. Но сам по себе демиург конечно же добрый, мудрый и благосклонный.
Все козыри на руках! Казалось бы, что ещё нужно? А нужно, друзья, простое человеческое несовершенство – и вот его-то как раз не хватило. Для меня принципиальное отличие Христа от любого иного монотеистического божества в его живости. Иисус изобрёл гуманизм и всепрощение в первом приближении. Как бы ни пытались конфессии играть в строгость, иерархию, пуританство и воздаяние после смерти, Христос – это в первую очередь о человечности, а Рождество – о жизни по эту сторону черты. Это бунт эмоций и разума против изжившего и заскорузлого, это свобода выбора в противовес слепому коридору. Джин Эрсо всех этих штук лишена. Ей не хватает живости, не хватает подвижного ума, но главное – ей не хватает неоднозначных условий, спорного выбора, любви к собственной жизни и нежелания с этой жизнью вот так запросто расстаться. Иными словами, ей не хватает пресловутого моления о чаше: в Гефсиманском саду у Христа проявляются две воли – божественная и человеческая. У Джин всю дорогу пригорает только божественная. Этого мало.
Я пока не знаю, чего ждать от Рэй. С живостью и гуманизмом у неё всё в полном порядке, даже с избытком; но вот осмелятся ли диснеевские продюссеры загнать её в неразрешимый узел, поставить вопрос ребром, проделать с девушкой те же разительные трансформации, что переживал от эпизода к эпизоду Люк – большой вопрос. Особенно в свете того, что события Эпизода VIII, как обещает режиссёр, стартуют сразу с финальной сцены Пробуждения Силы. Но посмотрим. В конце концов, Евангелие – не единственный источник лейтмотивов заоблачной крутизны.
_________________
Ещё про ЗВ
Преизрядное пробуджение Силы
Рождественский этюд на злобу дня
СтарПёрл. Специальный выпуск! Top 12 Practical Effects
И всё же о чудесном рогалике
